Arts Of The Working Class Logo

Прикосновение класса

Естественное устройство мира.

  • Nov 03 2021
  • Ira Konyukhova
    Ira Konyukhova is an artist and founder of the online magazine TransitoryWhite.

В 1989 году в СССР разрешили показывать латиноамериканские сериалы, которые в очень короткое время стали невероятно популярны. Первым сериалом, одобренным верховным Правительством, был “Рабыня Изаура”, повествующим о нелегкой судьбе рабов и их попытках добиться освобождения в Бразилии в середине 19го века. Противостояние колониализму, захватничеству, расиализации и эксплутации других стран и этносов, декларировавшихся в СССР, были хорошо отражены в сериале, и возможно, именно поэтому его решили показать. Сериал показывал очень высокие рейтинги, и второй сериал из Латинской Америки не заставил себя долго ждать. Однако, его повествование опиралось на совершенно другие идеологические предпосылки. Между августовским путчем 1991 года и подписанием договора о создании СНГ (и прекращении существования СССР) в декабре 1991 года, был анонсирован сериал “Богатые тоже плачут”.

Кто бы мог подумать десятью годами ранее, что в стране, давшей образование и жилье миллионам безземельных безграмотных крестьян, на словах (и во многом, на деле) поддерживающую анти-империалистическую риторику, будут показывать теленовеллу, где главными персонажами будут не просто богатые - а очень богатые люди. Страна, отказавшаяся от личного накопления в пользу общественного, прилипла к экрану чтобы увидеть хоть одним глазом ту жизнь, от которой десятилетиями ранее их спасла революция.

Мы не знаем об истоках этого богатства - кажется, богатство настолько огромное, что никому из членов семьи не приходит в голову работать. Единственные, кто работает, и мы это наблюдаем постоянно - это обслуживающий персонал: уборщицы, гувернантки, дворецкие и кухарки. Сами же члены семей увлечены - нет, не зарабатыванием денег, развитием бизнеса и коммуникативных стратегий с партнёрами и подчиненными - а эмоциями и взаимоотношением друг с другом. Семейные тайны, интриги ближайших родственников, измены, заговоры и борьба за наследство - вот, что занимает героев сериала. Деньги парят над ними, как облака, как природное явление, их видимость рассеивается при более детальном рассмотрении. Их привилегированное положение кажется естественным, в какой-то степени даже обременительным, божественным даром. Что же до обслуживающего персонала, то их разговоры, заботы и интриги мелки, их чаяния - неамбициозны, они принимают свое подчинённое положение смиренно и даже не без доли удовольствия. В конце концов, это так тяжело - быть богатым, намекают нам создатели сериала, ведь именно богатые постоянно ссорятся, переживают, изменяют и испытывают всю эмоциональную гамму, в то время как прислуга всего лишь увлечена качеством уборки или пирога.

Какое действие такой сериал должен был произвести в стране, где прислуги были редким исключением, где собственности не было, а та, что была, должна была быть заключена в 45 кв. м с потолком 2.5 м? И ведь все вокруг так жили: и инженеры, и уборщицы, и рабочие, ну разве что у приближенных к главе партии, генералов и профессоров были в нагрузку ещё и дачи - но ведь их было не так уже много, и богатство их было, по сегодняшним меркам, довольно скромным. Несомненно, жизнь каждого человека состоит из разочарований, измен, радостей и печалей, но ведь согласитесь - переживать все эти эмоции гораздо приятнее в собственном трехэтажном особняке с бокалом дорогого шампанского? Мне кажется, что так размышляли большинство жителей советского союза, увлеченных сериалом. Казалось, нужно только подружиться с Западом, разрешить частную собственность, заново ввести социальные иерархические структуры, и все будет, как в кино. Ведь никто не видит себя в роли служанки (и это тоже задумка авторов сериала, где идентификация с обслуживающим персоналом, редко переживающим всепоглощающие эмоции невозможна), но все - в роли той леди, что с утра, спускаясь по витиеватой лестнице в безупречном брючном костюме, бросает в сторону - кофе, пожалуйста!

И тут на сцене появляется дворецкий с кофе.

Одним из часто упоминающихся неудобств советского социального устройства было отсутствие сервиса. Сервисная экономика, конечно, существовала, и была немаловажной частью социального и экономического обмена, однако, под "сервисом понимали именно вежливость и услужливость обслуживающего персонала. Стабильный заработок, невозможность увольнения, профсоюзы и - в случае с продавщицами - доступ к редким, лимитированным товарам, позволил этим работникам не улыбаться, когда им этого не хотелось, а иногда даже бурчать, быть заносчивыми или попросту не обслуживать тех, кто им по какой-то причине не понравился. Говоря короче - это были люди с достоинством, не воспринимавшие себя ниже инженеров и профессоров в социальной иерархии и потому не нуждавшиеся в одобрении или благосклонности их клиентов.

В сериале, однако, все знают свое место. Уборщица всегда приветливо здоровалась с хозяйкой дома, но не задавала вопросов, которые не стоило задавать. Камердинер открывал дверь улыбаясь, даже если встал не с той ноги. А госпожа всегда пила кофе по утрам на диване в гостиной. Подобная стройность социальной вертикали не могла не впечатлить советского человека, жившего в горизонтальной, усеянной небольшими ухабами, плоскости, где социальные связи можно было рассмотреть вплоть до горизонта. На экране телевизора невозможное выстраивалось в одну прямую видовую цепочку, открывая новые возможности замкнутому в общественном однообразии зарплат и ролей советскому человеку.

Тридцать лет после показа сериала, в современной России сервисная экономика, наконец, при помощи увольнений, санкций, штрафов, рейтингов, запретов на работу (для мигрантов), слабо регулируемого рынка труда и зачастую не-независимых судов, пришла к этой почти идеальной вертикальной стройности. В середине 2000х, когда я только переехала в Москву, еще было множеств мест, где продавщица могла невежливо ответить на просьбу показать товар. Заезжим туристам из внезапно побогатевшей путинской России казалось, что в Европе этот пережиток эгалитаризма был давно изжит. Всем, конечно, понятно, что улыбаются продавщицы неискренне, но изображенная улыбчивость все же была приятнее честной беспричинной грубости.

По всей России, но особенно в Москве, сервис, приветливость, улыбчивость, навязчивая услужливость воспитывались скорее при помощи кнута, чем пряника - благо новые законы о трудоустройстве и медленно развивающаяся экономика (и большое количество безработных) это позволяли. Людей увольняли за любые провинности и непослушание, иногда, даже без возможности отработать последние две недели или получить объяснение о причине увольнения. Наиболее выразительным средством подчинения стало заявление об увольнении по собственному желанию, которое заставляли писать неугодных сотрудников. Наверняка, и вас когда-то в молодости увольняли таким образом. Помните это чувство, когда вас увольняют, а вам работа в принципе нравилась, и денег у вас на счету мало осталось, но вам предлагают написать, что это же вы сами - по личным причинам? Что это за чувство было? Унижение? Чувство собственного бесправия? Бессилие?

Работники искусства или уроборос искусства в обществе.

Сегодня подобное отношение к сервисному персоналу распространилось на все слои населения, независимо от доходов, места жительства, принадлежности к этносу, и даже политических взглядов. Постоянное оценивание таксистов, доставщиков, преподавателей и работниц салонов красоты нормализовало практику бескомпромиссного выставления звездочек даже у самых, казалось бы, левонастроенных граждан. Таксисты выставляют оценку доставщикам, доставщики клиентам, а клиенты таксистам, и, казалось бы, не осталось тех сфер жизни, где рейтинги выставленные клиентами не играли бы значительную роль в оценке работы. Как же дело обстоит с искусством?

В либеральной мысли существует миф, поддерживаемый зачастую самими художниками, о том, что искусство - наиболее прогрессивно-настроенная сфера жизни общества. В какой-то степени, это действительно так. Однако, верно так же и то, что в периферийных странах, где рынок искусства небольшой, дискурсы, модели поведения и мышления зачастую копируются с империалистских центров. В России западные модели редко перенимаются бездумно, а зачастую подстраиваются под местные реалии и запросы. И то, что набирающая популярность в художественных кругах левая мысль занимается в первую очередь не вопросами экономической эксплуатации, а защитой слоев населения согласно расовому, гендерному и национальному признаку - проблема не только российских новых левых, но и западного прогрессивного дискурса в целом, исключающего капитал и средства производства полностью из своего поля зрения. Вернувшись в Россию спустя несколько лет жизни в Германии, нечаянно для себя я оказалась в воронке исключающего т.н. левого дискурса, который и заставил меня вспомнить пресловутый сериал.

Я приехала по приглашению в арт-резиденцию частной богатой институции - само по себе место исключения и включения в невидимый стройный каркас художественной иерархии. Зачастую, этот каркас не заметен для посетителей выставок и людей, не включенных профессионально в сферу искусства. Художники, не попавшие в резиденцию, завидуют попавшим, а попавшие пытаются остаться подольше и извлечь для себя от пребывания там наибольшую пользу - накопив как можно большее количество новых знакомых и сделав как можно больше новых работ. В резиденции всячески подчеркивалась исключительность положения резидентов - не в последнюю очередь за счет обилия обслуживающего персонала. Круглосуточно резидентов посменно охраняли два человека, а утром приходило несколько уборщиц, убиравшихся не только в общих помещениях, но и в студиях резидентов. Несомненно, собственный охранник и уборщица внушают резидентам чувство собственного превосходства, которое было легко задеть, учитывая его мнимость. Не важно, в какой именно финансовой ситуации находились резидент_ки, отношение к персоналу как к функциям было практически у всех. На уборщиц кричали, на охранников бурчали, воспроизводя те старые нарративы, которые определяют существование и развитие классового общества и встроенного в него современного искусства.

Как правило, современное искусство малоинтересно большинству и потому высокоспекулятивно, так как ориентируется на вкусы и невысказанные предпочтения узкого круга людей, в основном из олигархических кругов. Даже высказывая протест в отношении их (олигархии) средств производства, услужливости коррумпированной власти, криминальных источников богатства, они оказываются в замкнутом круге тех, кто способен это искусство (или активизм) покупать и ценить, а это, как ни странно, все те же люди [1]. Подобная система, при всей своей внешней непогрешимости и борьбе за права кого бы то ни было, не может не быть съеденной самой собой изнутри. В ее нутре - художники, кураторы, теоретики, смотрители, охранники и уборщицы, поглощающие друг друга как уроборос при любом удобном случае.

Зона комфорта.

За период резиденции, у меня создалось ощущение, что в России художники проще включаются в коллективные действия и собрания и потому ощущение общности - мнимой или нет - не покидало меня с момента приезда. В отличии от Германии, где за год резиденции мы с коллегами собрались поужинать совместно лишь раз (настолько все были заняты своими проектами), в России мы устраивали вечерние посиделки на кухне каждый вечер. У такого способа организации есть обратная сторона - люди легко разделяются на группы по интересам, и таким группам гораздо проще атаковать единичного человека. Атаковать художники решили одно из слабых мест в системе: охранника-мигранта. Из-за его нескольких неосторожных слов, группа резидентов скомпоновалась в дружный ансамбль защитников от “бывшего мента”. Был организован тайный чат и табличка в которую приглашенные нынешние и бывшие резидент_ки могли писать свои негативные опыты связанные с этим охранником. Охранник - человек простой, и по неосторожности и скуки, иногда разговаривал с резидентами, или просил ему что-то привезти - как выяснилось, многих резидентов раздражало такое панибратство. Раздражало настолько, что единственным выходом было не поговорить с самим охранником, или вызвать психологическую поддержку художникам, оскорбленным панибратством, а требовать его увольнения. Художники активно защищали свою “зону комфорта”, отказываясь напрочь даже один раз поговорить с охранником и выслушать его точку зрения. А ведь и у охранника могли быть претензии к художникам, грубившим, постоянно просившим помочь, нарушавшим правила резиденции - или нет? “Зона комфорта” стала тем заветным словом, позволяющим манипулировать куратор_ками, менеджер_ками и руководителем уволенного охранника. Но разве может поддержание комфорта одного человека идти в угоду не комфорту - а элементарному существованию и выживанию - другого человека? Уволенный сотрудник-мигрант, очевидно, не сможет найти работу легко в таком расиализированном обществе как российское, и не учитывать этот классовый и этнический момент в определении своей “зоны комфорта” кажется мне вопиющим эгоизмом и проявлением классовой ненависти. То, что сохранение “зоны комфорта” одних означало игнорирование мнения, подвергание экзистенциальной опасности остаться без работы [2] и дискредитация в кругу бывших коллег и руководителей, не принесло понимания иерархичности позиций между резидентами и обслуживающими их работниками. О каком (и чьем) комфорте идет речь, если одна сторона вправе уволить другую, не выслушав даже раз ее точку зрения?

Но - все идет своим чередом. Сотрудник уволен, художни_цы успокоились и продолжили заниматься активистской и критической деятельностью. Недавно, созваниваясь с охранником, я выяснила, что у него до сих пор нет работы. “Возможно, буду искать что-то у своих” - сказал он. Наверное, за тридцать лет единственное, чему нас научил капиталистический строй - это сочувствовать и идентифицировать себя
только с богатыми, которые плачут.



  • FOOTNOTES
    .
    [1] Однажды, Юлика Руделиус, профессорка Медиа-Искусства в Школе Дизайна г. Оффенбаха, сказала, что все ее творчество пронизано ненавистью к богатым, однако, удивительным образом, чем активнее и очевиднее она критикует олигархию, тем лучше покупаются ее работы теми самыми людьми.
    [2] Тут мне кажется, все же, наиболее важным классовый вопрос: насколько просто человек может найти работу после такого увольнения? Получал ли он достаточную зарплату чтобы накопить на “подушку безопасности” в случае длительной безработицы? имеют ли право люди, не нанимавшие и не оплачивающие работу персонала, жаловаться на ее выполнение и требовать увольнения? Легитимно ли полностью исключать мнение увольняемого человека о причине увольнения?

    IMAGE CREDITS
    .
    Вид из отеля Рэдиссон, бывший отель Украина
    автор Павел Сохацки

Cookies

+

To improve our website for you, please allow a cookie from Google Analytics to be set.

Basic cookies that are necessary for the correct function of the website are always set.

The cookie settings can be changed at any time on the Date Privacy page.